1 часть ивью, и лечу на корпорат в ПитерЯ потерялся и нашёл себя в пустом кинотеатре. Занял место. Снаружи клонилось к закату солнце и весь мир вместе с ним. Фильм показывался только для меня. Спустя 15 минут молодой человек шагнул из экрана прямо в зал. Он уменьшился в размерах, не потеряв при этом своей значимости, подошёл ближе. Голос, перемещавшийся по залу, говорил со мной о жизни; манеры превосходили по силе обаяние. Умелые руки рисовали красоту перед моими глазами, новую эстетику. Эмоции затмевали память. Озорная улыбка на его губах. Бывший когда-то чудом, сейчас – занявший в мире своё законное место.
Когда мы попрощались, на душе у меня было легко от абсолютной уверенности: мечтатели ещё живы! Они вышли за рамки допустимого, претворив их в реальность, они смогли ухватить свет и оставили после себя пробуждение истины.
Всё, что подвластно писательству, может сделать и кинематограф. Чтение полностью зависит от нашего воображения, и если оно способно вызывать эмоции, то только потому, что вы представляете в своём воображении описываемые чувства, детали, цвета. Когда вы смотрите фильм, там всё уже сделано за вас. Кино на самом деле затрагивает две вещи: вашу память и сердце. Мне не нужно воображение людей, мне нужны их сердца.
И снова вчерашний день в прошлом. Город погрузился в тишину. Свет проникает на кухню. Ничем не примечательный мужчина, полуобнажённый и босой, неподвижно стоит, опустив руку в боксеры. Он смотрит вверх сквозь стеклянный потолок. Когда дождь усиливается, в кофейнике начинает закипать вода. Симфония завершена. Он опускает взгляд, закрывает глаза и вдыхает пробуждающий воспоминания аромат, исходящий от плиты. Капля воды падает сверху на его вытянутую вперёд шею. Поцелуй, исполненный страстного желания. Он едва приоткрывает губы, шепча: «с добрым утром». Теперь ты вероятно уже представляешь это себе, мысленно прикидываешь, как расставлена мебель, выбираешь цветовую палитру и, вероятно, даже прикидываешь, нужен ли саундтрек. Но можешь ли ты почувствовать это?
Я чувствую много всего.
Это дело нескольких секунд – попытаться «сфотографировать» чувство в доказательство моей точки зрения. Получилось у меня или нет, будет зависеть от тех слов, что я выбрал, и выбор этот останется неразрешимой загадкой. Что слова значат для тебя?
Всё. Всё в моей жизни строится вокруг деталей, а слова – это инструмент, с помощью которого можно столько этих деталей выразить! Мне нравится их точность, будь то английский, французский или итальянский. У меня есть списки слов, которые я однажды прочитал, услышал, хотел бы запомнить и использовать. Я обожаю слова.
Меня всё ещё интересует тот факт, что тебе понадобилось меньше пяти минут, базовые цвета, фрагмент классической музыки и ни единого слова, чтобы затронуть мои чувства. Я наткнулся на клип, который смотрел как-то раз на компьютере, и этот компьютер был больше, чем стол, на котором он стоял. Я умолял тормозящий роутер продержаться подольше, чтобы загрузить видео. Так возникла связь между Монреалем в провинции Квебек и деревушкой в Северной Италии с населением несколько сотен жителей. Ты когда-нибудь задумывался, как далеко могут добраться фильмы и кого они могут затронуть?
Я начинаю понимать это сейчас. Ты никогда не можешь угадать путь , который пройдут твои фильмы и рассказанные тобой истории, если только ты не очень надменный, самоуверенный или ясновидящий и знаешь, что мир обратит на тебя внимание. Ты начинаешь с мысли о том, что семья и друзья увидят твой фильм. Сценарий фильма «Я убил свою маму» пылился у меня в ящике стола 2 года после написания, потому что я думал, что никому не будет интересна эта история, никому не будет дела до моих отношений с мамой. Но однажды мой друг прочитал его и сказал, что это лучшее, что я когда-либо писал и что мне следует сфокусироваться на историях вроде этой. Тогда я начал бороться за него, вложил в него свои деньги и снял по нему фильм. Теперь всё это уже позади. Когда начинаешь воплощать свои амбиции и мечты, ты не осознаёшь, что кто-то где-то в Италии когда-либо услышит о тебе и заинтересуется тем, что ты делаешь. Опять же, многие истории проделали свой путь ко мне до того, как я начал рассказывать свои. До тех пор, пока мы обращаем на них своё внимание, истории будут распространяться так далеко, как смогут.
Это было до того, как я нашёл способы обходить прокатную индустрию…
…и ты нашёл способ добраться до историй, если они не доходят до тебя сами. В этом тоже заключена красота. Красота нашего времени.
Когда я наконец посмотрел твои фильмы (первым была «Воображаемая любовь»), я понял – вот оно! Они до того хорошо резонировали с моим воображением, что я просто ничего не мог с этим поделать.
Когда я только начинал снимать фильмы, я понял одну вещь: когда фильм выпущен, он становится общей интеллектуальной собственностью. Иногда люди могут не воспринимать фильмы так, как это подразумевалось, однако, если твоё воображение формировалось аналогично моему, близко моему по степени плодотворности, берёт подпитку из тех же источников, тогда ты, вероятно, увидел вещи такими, какими я хотел, чтобы их увидели. Я узнал много всего о своих фильмах, общаясь с теми, кто их смотрел, стараясь понять, что они увидели – многое оказалось потеряно, зато нашлось что-то новое. И это всегда поучительно.
Ты беспокоился когда-нибудь за воображение других людей?
Меня не беспокоит, что у человека может не хватить воображения, чтобы понять мои фильмы. Кто-то типа Гильермо Дель Торо мог бы переживать за это, ведь его миры полны фантастики, похожи на сон, подчас непостижимы. Я не задумываюсь над тем, сколько воображения требую от своих зрителей. Мои истории достаточно рациональны и разворачиваются в реальном мире: современные семьи, женщины-трансгендеры, ищущие свою любовь, молодой человек, горюющий по своему умершему парню, отправляющийся в сельскую местность, мать и сын, пытающиеся приспособиться к обществу. Мне не нужно воображение людей, мне нужны их сердца. Меня не волнуют те, кто сознательно идёт в кинотеатр, чтобы исследовать чужой мир: они и так сами по себе любопытны и едва ли страдают от недостатка воображения. Меня интересуют другие – те, для кого воображение является приложением к реальной жизни.
А что насчёт того факта, что в наше время оно становится довольно бесплодным?
Я ничего не знаю об этом, но не перестаю задаваться вопросом, смогу ли рассказывать истории, которые смогут воспринять и полюбить американцы. Фильмы, которые я снимаю, находят гораздо более сильный отклик у зрителей из Европы, Южной Кореи и Японии. Есть в них что-то, что оказывается близко этим людям. Многие пишут мне по-английски, что им нравятся мои фильмы, но, что касается общественности, в культурном отношении, есть барьер, который моим фильмам непросто было преодолеть, препятствие, которое было просто не перепрыгнуть. Я не хочу давить на себя и пытаться завоевать аудиторию, которая не склонна любить мои истории. Это значило бы, что я должен измениться. Я же хочу становиться лучше, но меняться я не хочу. Я хочу нравиться людям, хочу, чтобы они любили меня и фильмы, которые я снимаю, но я спокойно отпущу тех, кому не по душе то, что я делаю. Не хочу потратить остаток жизни, вымаливая на коленях, чтобы они обратили на меня внимание. Это то, что я твёрдо усвоил за последние полтора года и от чего хочу освободиться.
Фильмы – это не реальность. Они либо лучше, либо хуже неё. В них могут быть элементы реальности, но наша страсть заключается в том, чтобы преобразовывать и дополнять эту реальность. Это может казаться реальным, но оно таковым не является. Нужно уметь провести черту между этими двумя понятиями. Но я всегда колеблюсь и время от времени надеюсь всё же эту черту пересечь.
Всё, что подвластно писательству, может сделать и кинематограф. Чтение полностью зависит от нашего воображения, и если оно способно вызывать эмоции, то только потому, что вы представляете в своём воображении описываемые чувства, детали, цвета. Когда вы смотрите фильм, там всё уже сделано за вас. Кино на самом деле затрагивает две вещи: вашу память и сердце. Когда я смотрю фильм, моя память воспроизводит эмоции, потому что мне напоминают о вещах, которые я однажды пережил, либо о том, чего никогда со мной не было, но чего я хотел бы. Если чтение приводит в действие наше воображение, то фильмы стимулируют память и эмоции. Они связаны, воображение и эмоции, и путь к последним лежит через память. Нет ничего более сильного в кинематографе, чем фильм, который создаёт свои собственные воспоминания. Если у нас есть 2 часа экранного времени, и мы создали момент, который впоследствии будет иметь ссылку на себя и значение в фильме, это станет куда более сильной эмоцией, ведь мы заставили зрителей поверить, что они тоже пережили это и помогли этому воспоминанию родиться. Это то, что я считаю очень удачным в фильмах.
Перед писателями и режиссёрами стоит одна и та же задача – рассказать историю. Возможно, это и есть та движущая сила, которая является общей для тех и для других. Будучи частью твоей аудитории, я всегда находил в твоих фильмах что-то слишком точное, слишком ошеломляющее, слишком реальное. Есть такое понятие применительно к кино как «слишком реальное»?
Я не хочу, чтобы слово «реальный» звучало как нечто совершенное, но тут всё зависит от того, что именно ты имеешь в виду. Я люблю правдивость, но многие фильмы преследуют свою цель в изображении реальности таким образом, который позволяет сохранять верность ей как таковой. Есть такие понятия как «реальность», «правдивость», «реализм», «натурализм». Мне не всегда нравятся последние два в фильмах, потому что фильмы – это не реальная жизнь. Мы смотрим их, чтобы бежать от реальности…
надеюсь, всё пройдёт круто